Картины находятся в галерее New York Realism fine art в Нью-Йорке, в галереях: Московского Дома национальностей, «Беляево» (Москва), ArtINCOGNITA (Берлин); в собраниях организации Qualitaly-Cultural Association (Турин); в музеях: современного искусства «Артмуза» (Санкт-Петербург); Башкирского театра оперы и балета; современного искусства (Уфа); Дома Музыки Владимира Спивакова; в картинных галереях Салавата, Стерлитамака, Ишимбая; в частных коллекциях России, США, Канады, Австрии, Германии, Италии, Голландии, в Китае, Турции, Намибии.

Раушания Бадретдинова создаёт авторскую линию одежды RUSHA. Она – многодетная мама, занимается благотворительностью.

– Раушания, когда и где вы родились?

– В деревне Яшерганово Стерлибашевского района Башкирии, 7 октября 1974 года.

– Большинство художников уверяют, что рисовали всегда, практически сколько себя помнят. Вы тоже?

– Да, помню, что всегда рисовала. Еще мечтала стать балериной, потому что у меня мама танцевала. От той детской мечты осталась любовь к национальным костюмам, которые перекочевали в мои работы. Это не случайно. Мама всегда танцевала и танцует до сих пор, и я танцую, и дочка… Из-за травмы в юности мамина карьера прошла вдали от сцены – она всю жизнь проработала главным бухгалтером. У меня не сложилось с балетом тоже по воле случая. Члены выездной комиссии сочли меня «полненькой», а я просто не могла объяснить, что на мне слишком много теплой одежды, которая помешала сесть на шпагат. Плохо тогда говорила по-русски.

– Пожалуйста, расскажите о своем отце.

– Папа работает сварщиком, что никогда не мешало ему писать стихи. Я помогала их публиковать в «Истоках». Он увлекается историей, очень тонко и философски воспринимает мою живопись, хотя принимает не все, отдавая предпочтение более реалистичным работам. Папа сам рисовал, например, Ленина в клубе в Яшерганово, его брат работал художником-оформителем.

– У вас ведь тоже есть брат… Он рисует?

– Волей непростых поворотов судьбы брат стал муллой, хотя в свое время окончил Уфимский нефтяной институт. Живет сейчас недалеко от Сургута.

Наш дедушка был муллой, прадедушка – суфийским учителем. Серию работ я посвятила им. Вот смотрите (показывает картину), это мой дедушка. При советской власти он держал мечеть, скрывая её от посторонних глаз и ушей. Картина не про то, каким он был внешне. Скорее про душу, через которую пролегла эта дорога через Яшерганово. Вот, посмотрите, – его дом на ней. Раскрытые ладони подняты, он азан говорит, призывает к молитве. Перевернутые дома в небе означают, что его уже нет среди нас, только память о нем жива. Картина далека от реализма, и все же я пыталась передать его черты, у него такое вытянутое лицо было.

Это бабушка, картина называется «Намаз», она находится сейчас на выставке в Санкт-Петербурге. Бабушка всю жизнь молилась, и когда она это делала, мне казалось, что ее платок превращается в крылья. Молитва возвышала ее и делала ближе к звездам. Обратите внимание, я часто незаметно вплетаю в картину строки из сур Корана как узор.

Когда Талгат Таджуддин увидел «Намаз» на выставке, он захотел приобрести. Потом говорит: «Она очень мне нравится, но её должны люди видеть». Ему импонирует моя техника, которая не копирует реальность. Таджуддин сказал, что это как раз приемлемо с позиции мусульманства. Заказал мне картину.

Конечно, я умею и в очень реалистичной манере выполнить портрет (показывает на портрет старшего сына в детстве), но уже практически отошла от этого, потому что хочется донести не только внешнее сходство, но и внутренний мир.

Еще одну работу я посвятила папе. Со временем он стал заниматься пчеловодством. Идея картины родилась в тот момент, когда я смотрела на вращение бочка медогонки, которой мед качают. Мне вдруг показалось, что папа будто вселенную раскручивает. Пчелы как люди, ульи – дома. Хотелось передать это вращение вселенной. Там тоже есть строки из Корана, они про то, что нельзя человека заставить веровать, каждый сам должен к этому прийти.

Вот эту работу я назвала «Проснись» (показывает картину, в центре нее изображен глаз, который отделяет от Мира частая железная решетка, и ее прутья начинают рваться благодаря помощи извне).

Помнится, была выставка в Президент-Отеле, где я представляла серию работ «Объятия». Спустя некоторое время меня нашла женщина, которая верила, что вылечилась, созерцая одну из моих работ, позволяя себе поплакать рядом с ней. Еще был интересный эффект такой: стены темные, и картины эти как будто светились. Я уж не знаю, что там на самом деле произошло…

– Кого вы можете назвать своим Учителем?

– Это, конечно же, не один человек. В пятнадцать лет я самостоятельно уехала из Ишимбая в Уфу, сбежала, фактически, послушав свою любимую учительницу художественной школы Любовь Леонидовну Грачеву. Ещё тогда, в моем детстве, Любовь Леонидовна сказала, что я стану известным художником. Как запрограммировала! Получила сначала специальность учителя рисования и черчения, что впоследствии пригодилось мне, помогало выжить за счет небольшого дохода от преподавания. В педучилище посчастливилось учиться у Алика Насыповича Валиуллина. Потом поступила в институт искусств (ныне Уфимская государственная академия искусств имени Загира Исмагилова), где на меня сильное влияние оказали Николай Александрович Калинушкин и Николай Леонидович Пеганов.

– Пришлось долгое время жить в общежитии?

– Да, жила в общежитии, потом замуж вышла. В первый раз.

– Как вы считаете, когда ваш собственный стиль окончательно сложился?

– У меня долгое время были самые земные цели: выжить после развода, купить квартиру в Уфе, поставить детей на ноги. Поэтому работала дизайнером в издательстве «Старая Уфа», стены расписывала, ночью картины рисовала. Все получилось, встретила любимого человека, родила еще дочку и сына. Казалось бы, я должна быть счастлива, но ощущение счастья не приходило.

У меня есть работа, которая называется «И в клетке можно летать», где я изобразила птицу в парящей клетке с открытой дверью. Есть жесткие бытовые рамки, как прутья воображаемой клетки, за которые женщина может выйти, но боится утратить дорогие ей связи с близкими. Важно понимать, что выбор есть, и видеть эту дверь…

Вдруг в какой-то момент я поняла, что могу рисовать для себя, что мне не надо больше подстраиваться под кого-то. И тогда же выставка в филармонии, составленная из работ, в которых я не хотела никому понравиться, вызвала сильный резонанс. «Ты нашла себя», – говорили художники в один голос.

Для любой картины нужно внутреннее состояние готовности. Когда ты устала или болеешь, но что-то из себя вымучиваешь, чаще всего ничего не получается. Иногда сам холст как будто подсказывает. Я смотрю на него и вижу… образ. Иногда ставишь задачу перед собой, ходишь, делаешь домашние дела, и вдруг – перед тобой картина. Может, и не законченная, но уже можно делать эскизы, переносить ее на бумагу.

– К какому направлению живописи можно отнести ваш стиль?

– Искусствоведы спорят, говорят о новом звучании неоэкспрессионизма, присутствии символизма. Нет однозначного прочтения.

– Что вы думаете о проекте «Любимые художники Башкирии»?

– Люди не знают многих художников, и такая ситуация не изменится, если продолжать сидеть и ничего не делать. Сайт позволяет донести работы художников практически до всех. Не так важно, кто победит в рейтинге. Выиграют все.

Текст: Елена Синицына,
«Любимые художники Башкирии», книга 1, серия «Земляки», стр. 39-43

#ЛюбимыеХудожникиБашкирии #Мастера #РаушанияБадретдинова
#Художники #Скульпторы #Фотографы #МастераДПИ
#Живопись #Графика #Каллиграфия #Скульптура
#Фотография #ДекоративноПрикладноеИскусство