Сегодня он – член Союза художников Республики Башкортостан, член Союза художников Российской Федерации, участник республиканских, региональных и международных выставок. Его работы хранятся в Башкирском государственном художественном музее им. М.В. Нестерова, Национальном музее Республики Башкортостан, Омском областном художественном музее «Либеров-центр», Пензенской областной картинной галерее им. К.А. Савицкого, Государственном музее изобразительных искусств Республики Татарстан, Музее коневодства и конного спорта РБ ипподрома «Акбузат», Национальном литературном музее Республики Башкортостан, Республиканском музее Боевой славы МК РБ, Буздякском районном историко-краеведческом музее, Кушнаренковском историко-краеведческом музее, а также в частных коллекциях России, Германии, Франции, Чехии, Голландии, США, Турции, Казахстана, Узбекистана и Белоруссии. С 2007 года Ф.Я. Набиуллин руководит Мемориальным домом-музеем А.Э. Тюлькина, в котором проходят не только художественные выставки городского и регионального значения, но и еженедельные рисовальные дни, где вместе с учениками Финат Ядгарович карандашом рисует портреты гостей, нередко – именитых людей Башкортостана.

– Все картины у меня – любимые, каждой работе отдаешь душу. Без души картины не будет, – говорит он, – Иногда бывают картины, сделанные без настроения, но такие даже не хочется кому-то показывать. Снимаешь холст с подрамника – и не смотришь на него больше. А затем натягиваешь следующий, и всё по новой. Или грунтуешь такую работу и поверх пишешь заново, как часто делал Тюлькин из-за отсутствия в те годы материала. Любую работу лучше делать в хорошем настроении, говорят же, что в плохом настроении даже суп не стоит варить.

«Башкирские лошади», Финат Набиуллин, холст, масло

Ф.Я. Набиуллин определяет жанр своих работ как реализм, рисует естественные и городские пейзажи, живописные портреты, картины на исторические темы.

– Картину «Двенадцать девушек» я посвятил легенде древнего городища Биляр (территория современного Татарстана); в свое время это был третий по величине город в Европе, стоял на Великом Шелковом Пути. Мы с сыном Артуром ездили туда на раскопки, находили черепушки. А легенда такая: два года Батый-хан осаждал и сжигал этот город, а когда защитников-мужчин не осталось, на защиту Биляра вышли двенадцать девушек. Они, конечно, погибли, а погибнув, превратились в звездочки. Теперь там место паломничества, священный источник. Многие туда приезжают и загадывают желания.

– А лошади? На ваших картинах так много красивых лошадей, которые, конечно, больше воспринимаются как образ. Ваша лошадь не физиологична – она не играет мускулами, не отгоняет хвостом мух, не ест, не болеет. Она – символ чего-то совершенного: чистоты, верности, благородства.

– Многие рисуют лошадь, – уклончиво отвечает Финат Ядгарович, улыбаясь и одобряя глазами. – У меня ведь не только лошади. Лошадь я стал рисовать поздно. Портреты, например, долго рисовал. В основном, заказные. В республиканской больнице им. Куватова, на пятом этаже, – целая галерея нейрохирургов, около 20 работ, и это далеко не всё. Был такой гастрохирург Морев Леонид Степанович – особенный человек, надежный, старой закалки, мой очень хороший друг, друг семьи. Я с ним познакомился, когда служил в армии (служба проходила в Уфе в 1983–1985 гг. – авт.), он тогда меня прооперировал, а потом мы подружились. К своему 55-летию я делал творческую выставку и к этой выставке написал его портрет. Скажу опять: хорошим, очень хорошим человеком он был… А лошади – была одна история, в раннем детстве, необычная. Над ней те, кто не понимает лошадей, – смеются, а профессиональные конники говорят, что лошадь так может. Она ведь умная, как человек почти, не говорит только.

– Конники?

– А много в этом отборе участвовало художников?

– Много, со всей России – те, кто занимается конной тематикой в живописи. И так получилось, что мои работы выбрали для Парижа, – скромно, но с удовольствием рассказывает Финат Ядгарович. – И по пути на эту выставку, кстати, приключилась с нами история.

– Какая же?

– Ехали мы в Париж на автобусе – наша делегация от России. Как только пересекли границу и въехали в Польшу, на нас напали бандиты. Кто это был? Я и сейчас хотел бы знать, кто это был (мы после оставляли показания в польской полиции, но бандитов тех так и не нашли). Говорили они по-русски, зашли в масках, с оружием, связали руки, кому-то сломали ребра, кого-то побили, кого-то пырнули ножом (все выжили, раны были не смертельные, бандиты только запугивали). Было темно, где-то час ночи. Они отвезли нас в лес, в тупик, и начали «чистить». Драгоценности, деньги, фотоаппараты – всё забирали. Чемоданы рвали ножом, проверяли все швы, каждый сантиметр. Мы стояли спиной к автобусу. Я боялся за картины: вряд ли утащат (картины огромные, слишком заметные – такая улика!), но если порежут, то всё, сорвалась выставка! Обычно бандиты художников не трогают: так всегда было. Но эти… могли. Я не знал, чем всё закончится. Я вёз с собой 12 работ, все – в коробках, там были и мягкие упаковки, и большие рамы на колесиках. Я очень переживал за картины. Начало светать, и где-то к пяти утра бандиты бросили нас и уехали. Обернулись мы – вся поляна усыпана вещами, выпотрошенными чемоданами. А моего чемодана не видно, и картин – тоже. Я – скорее к багажному отделению, а картины там, как поставил, так и стоят. Целые! И чемодан мой рядом – даже не вскрыли его, странно. Хотя такой же был чемодан, как у всех. Но главное, главное – картины не тронули. Я тогда отогнул краешек упаковки ближайшей работы: очень захотелось узнать, что на ней. Там была скифская лошадь на фоне знамени. Скифам я целый цикл работ посвятил и три из них взял для Парижа. Можно сказать, что конь – почти талисман. Хоть бандиты его и не видели, но трогать не стали. И выставка та состоялась.

– Конь-талисман, лошади-скифы, лошади на пейзажных картинах… Но ведь и на холсте, посвященном концерту группы ДДТ, – тоже лошадь, откуда бы ей там взяться? Вы, наверное, скажете, что всё не так, но я понимаю эту лошадь как образ светлой и нежной души, ведь при всей внешней суровости Юрия Шевчука и его команды лирика у них очень тонкая.

И в день города Уфы, 12 июня 2005 года, на ипподроме ребята сыграли концерт под названием «Пропавший без вести». Мы смотрели его вместе с сокурсниками прямо с балкона моей мастерской, а я в это время писал картину. Глаза для картины взял с концертной афиши, гитара, сами понимаете, – потому что концерт, а лошадь – потому что на ипподроме. В день концерта я сделал основную работу, но закончил картину позже – в том же году, в октябре, когда рушили старое здание ипподрома, чтобы отстроить заново. И я успел – в здании уже не было одной стены, его практически доламывали на последние кирпичики, старое здание исчезало. И оно исчезло. И одновременно с этим родилась картина – «Концерт DDT», на том самом холсте, который Юра Шевчук подписал перед началом концерта.

– И ведь название символичное: «Пропавший без вести». Значит, вы учились на худграфе Башкирского пединститута? А когда же начали рисовать лошадь?

У тебя, говорят, лошади неправильно бегут: у них это называется «сбоит» – когда нарушается ход лошади. По спортивным правилам, если лошадь сбоит, ее показатели не учитываются, она снимается с бегов. А сбоит лошадь или бежит правильно – это только конники профессиональные и видят. Сложный это спорт, сложный… А лошадь может сбоить даже по команде мастера-наездника – поэтому он и называется «мастером»; этому делу надо долго учиться, чтобы одним целым с лошадью стать. Вот и представьте: нарисовать лошадь так, чтобы ее не высмеял профессиональный конник, – этому тоже надо много учиться. И, когда мне показали ошибки, я засел за учебники: по ипподромному делу, «Как рисовать лошадь» А. Лаптева. Пока работал на ипподроме, свои работы не посылал на выставки, если их не посмотрит и не одобрит наш очень хороший конник Вячеслав Соловьев. Он знал практически всех лошадей России и по фотографии мог сказать – какой породы, где родилась, кто владелец, какие у нее показатели, кто ее мама-папа. Вот такой была моя школа рисования лошадей. Я тоже стал разбираться в их породах, сколько их, какие есть в России и в мире, ведь если рисую предгорья Урала и на дальнем плане поставлю лошадь, я должен понимать, какую именно. Не могу же я туда поставить, например, лошадь арабскую. Поэтому за каждым образом лошади, порой очень легким, много труда и знаний. Профессиональный художник-анималист не будет рисовать лошадь как среднее арифметическое всех лошадей, как средний знаменатель лошади, ведь он понимает, что его работу будут смотреть не только любители, но и специалисты-конники, а они знают о лошадях ВСЁ.

– Кажется, теперь понимаю. Поэтому-то, наверное, и стиль вашей живописи вы определяете как реализм: хоть лошадь и смотрится образно, словно через поэтическую дымку, на картинах ваших она более чем настоящая. Финат Ядгарович, напоследок расскажите, пожалуйста, немного о своем детстве.

Они знали, что я тоже хорошо рисую, помогали мне. Я, еще школьник, месяцами копил свои работы, чтобы показать им, когда они в очередной раз приедут погостить домой из города (они в то время уже учились на художников в Уфе). Они и предложили мне тоже ехать учиться в Уфу. Дороги были открыты, моя семья не возражала, чтобы я стал художником. С Вакилем и Вагизом мы поддерживаем отношения до сих пор.

– А странная история из самого детства? Про лошадь… О ней вы упомянули в начале разговора.

– Да, расскажу. Мне было года три, максимум, как раз отец устроился лесником. Лошади в селе были колхозные, но леснику в хозяйстве полагалась своя. И, как любой деревенский мальчишка, я катался на лошади с детства, они были разные: Васька, Оскар, другие – всех и не помню. Зато помню историю, которой я даже работу посвятил, – «Полет». Был у нас тогда высокий черный жеребец. И, когда с отцом осенью собирали стадо, он, оставив меня на лошади, отошел недалеко, за коровой. А когда вернулся, я был уже не в седле, а в зубах у лошади: она держала меня за шубу, осторожно раскачивала и несла к отцу. Я не помню, как выпал из седла, но помню, как черный жеребец поднял меня за воротник и понес по полю. То ли она меня раскачивала, чтобы успокоить (если упал с лошади, то, наверное, плакал), то ли еще чтото… Лошадь нам не сказала, но такой эпизод был. Отец говорит, что такого не видел никогда, да и в деревне такого случая не припомнят. В эту историю мало кто верит, но профессиональные конники улыбаются: лошадь чувствует, лошадь может…

– Чудеса!

Только представьте: идет по полю лошадь и, держа зубами за воротник, несет человека. Того, кто будет понимать о ней многое, но не станет перековывать ее под себя, не прикажет: танцуй! скачи! тащи! вези! Она поднимет его высоко – того, кто будет ее рисовать.

Текст: Надежда Смирнова
«Любимые художники Башкирии», книга 1, серия «Земляки», стр. 216-221

#ЛюбимыеХудожникиБашкирии #Мастера #ФинатНабиуллин
#Художники #Живопись #Графика