Работы художника находятся в собраниях музеев и картинных галерей (БГХМ им. М.В. Нестерова, Национальный музей РБ, УХГ, Дом Республики Башкортостан, Татарский театр «Нур», БГПУ им. М. Акмуллы, НКЦ «Казань», Дом Республики Татарстан, Татарский театр им. Г. Камала, Галерея современного искусства на Петровке (Москва), Национальная галерея Турецкой Республики (Анкара), Галерея «Вилга» (София), «Путешествие во имя Мира» (Пекин) и др.); в частных собраниях в России и за рубежом (Египет, Канада, Турция, Германия, Болгария, Израиль, Китай, Сербия).

– Вакиль Гилемович, к какому направлению изобразительного искусства вы относите своё творчество?

– По технике?

– Да.

– По технике, думаю, что я реалист.

– Вы говорили в свое время, что речь идёт о современном реализме.

– Возможно, когда-то так и сказал. Сейчас не разделяю реализм на современный или несовременный. Реализм – он и есть реализм. Вот пример: портрет моего учителя Рашита Нурмухаметова. Портрет реалистичный, но в нем есть немного от потустороннего мира. «Ненаписанная картина» называется. Я изобразил учителя на фоне белого холста, стоящего на мольберте, он задумался, у него такое бескровное лицо. Понятно, что я хотел передать его безмолвное сожаление с того Света: «Вот этого не написал!». Всегда у каждого останется после смерти печаль: «Эх, вот этого не смог сделать! Эх, вот это надо было… и не успел!». Это реализм или не реализм? Конечно, реализм!

Я считаю, человек религиозный или даже тот, кто хоть немного знаком с мусульманской религией, способен реально всё это увидеть и, главное, воспринять. Он же видит, что на полотне реальный земной шар есть, хотя и немножко условно выписанный, реальные крылья, напоминающие павлиньи, реальные глаза. Пусть это всё – с долей условности, но не абстракция же. Верно? Поэтому я считаю себя настоящим реалистом и не делю реализм на современный и какой-то ещё. У настоящего художественного произведения нет и не должно быть привязки ко времени. Оно есть или его нет вне временных рамок.

Сегодня предпочтение отдают абстрактному искусству, особенно в самой художественной среде. Леонардо вроде бы все рассказал своими полотнами про реализм, лучше не сделаешь. Да нет, не так все просто! Продвигая абстрактное искусство, человек даже где-то грешит, сравнивая себя с Богом. Бог создал нас красивыми, Мир светлым, создал деревья, птиц, облака, землю, горы. Но мы этот Мир реалистически не будем изображать, даже не будем пытаться к нему приблизиться, мы стараемся своей абстракцией превзойти Создателя, называя абстракционизм высоким искусством.

– Да, я так думаю. Абстракция более субъективна по своей природе. Но надо понимать, что абстрактное искусство и реализм – они рядом. Есть искусство бездарное, есть настоящее и там, и там. Я больше тяготею к реализму. В то же время, когда я пишу по истории религии серию, которую продолжаю до сих пор, там у меня больше абстрактного мышления. Хоть и реализм, а передача образов получается более абстрактная всё равно.

– Хадж в 1996 году в Мекку, насколько я понимаю, оказал большое влияние на ваше творчество?

– Да, очень большое. В свое время я прочитал одну старинную книгу, она с ятями ещё была. Где я её купил?.. Теперь даже не вспомню, в советское время книги доставать было крайне сложно. Но както случайно она всё-таки у меня оказалась и лежала долго. Потом, в 90-е годы, я снова в руки её взял и прочитал. «Жизнь пророка Мухаммеда» Вашингтона Ирвинга. В ней повествуется о жизни пророка от его рождения до самой смерти, история мусульманской религии, получается. Прочитал, потом вскоре друг, Ринат Чанышев, посоветовал поехать в хадж, даже картину купил, чтобы я смог осуществить паломничество.

Думал, что всё приукрашено. Я же вырос в деревне, не представлял даже, что может быть живой художник, картины видел на конфетных обёртках и в школьных учебниках. Предполагал, что и пророки придуманы кем-то, что это красивая легенда. Когда уже туда поехал и все святые места пешком обошел, то поверил. Это не придуманная вещь, это было. Вот она – настоящая история, а не та, что в учебниках написана! Человек жил, человек воевал и доказал, что есть Архангел Джабраил, есть Бог, есть священное писание – моральный кодекс жизни на Земле, переданный от Всевышнего. Надо просто жить, его выполняя, и будет всё нормально. Моё сознание изменилось после хаджа. И поведение. Не так резко, конечно, чтобы сегодня был за «белых», а завтра стал за «красных». Потихоньку… Недостаточно мне было просто «Коран» прочитать, мне надо было увидеть, потрогать. Там рисунки сделал акварельные, они есть.

– Это событие послужило импульсом к серии работ под названием «Икърар»?

– Да. Первую картину до хаджа начинал – «Рамазан», второй стала «Рождение религии». Треугольник и ещё один перевернутый треугольник образуют звезду Давида, есть крест и два квадрата, получается восьмигранник мусульманский, и полумесяц есть. Я соединил знаки трех религий, которые имеют одни корни. Советовался с Талгатом Таджуддином – правильно, говорит, вот так, Адам и Ева – наши общие прародители. Хочу, чтобы люди не ошибались, чтобы воспринимали нашу религию через такую призму, и чтобы не было вражды. Потому что в «Коране» прямо написано о необходимости «уважать все другие религии»: и христианскую, и иудейскую, в том числе. Всё написано там. Уважать!

– Как у вас рождается идея картины?

– Не знаю. Хочется написать, и всё. Я быстро пишу. Вот как я делаю? Готовлю холсты приблизительно одного размера. Каждый день прихожу и думаю: «Что я тут буду писать?». На холст смотрю и готовлюсь, готовлюсь. Потом как бык на красное бросаюсь в работу, и уже к вечеру что-то получается. Думаю, ладно, завтра, что-то устал. Прихожу на утро, а она уже готова, чуть-чуть дописать и всё. Эскизы? Они в голове. Эскиз рождается, может быть, секунды на две-три раньше. А вот так сидеть, эскизы делать – нет.

«Полет. Р. Нуриев», Вакиль Шайхетдинов, 2009, холст, масло

Когда работал над флорентийской мозаикой для театра «Нур», естественно, были эскизы, они и сейчас сохранились. Там же 100 квадратных метров! И там, если сделал, то уже не собьёшь – нельзя ошибаться. Кроме того, в театр люди будут приходить и сегодня, и завтра, и через сто лет, когда не только абстракционизм, ещё какое-нибудь новое течение в искусстве может появиться. Мозаика должна быть современной и тогда, должна быть вне времени. Я смотрел практически все орнаменты, которые были у татар, и на этом фундаменте создавал свою мозаику. Признают её своей, любят фотографироваться на её фоне. Когда серию о религии начинал, тоже думал над эскизом, над общей концепцией. Какого характера будут работы, какого размера, направления? Потом после первых картин понял: дерево посажено, надо только поливать, поливать и поливать, чтобы новые листочки добавлялись.

– Какие ещё есть серии?

– Серия, посвященная знатным людям современности. Портретная серия. На тот момент, когда приступал к ней, в пейзажной живописи уже чувствовал себя уверенно. А вот что касается портрета, понимал, что мне надо ещё шагать и шагать. Я знал, что портрет – это моё слабое место, и взялся их писать специально. Многие живописцы следуют принципу, что разрабатывать надо то направление, в котором силен. Я не такой. Мне надо, чтобы моя рука делала всё хорошо. Изучал портреты других авторов. Пришел к выводу, что, как правило, композиция одна и та же. Положение рук, головы – всё уже отработано. Когда так делаешь, получается скучно, невозможно внутренний мир человека показать. Можно и фотоаппаратом воспользоваться, большой разницы не будет. «Щёлк», обрезал как тебе надо, увеличил. Мне хотелось по-другому подойти. Одним из первых написал портрет Туфана Миннуллина, он драматург известнейший и общественный деятель, в Казани жил. Потом познакомились с ним, подружились. Вертикальная картина, он внизу изображен по грудь и наверх смотрит, а над ним – казанская новая мечеть Кул-Шариф, её минареты, Башня Сююмбике. Вот такую Вселенную я на его плечи возложил, светлую-светлую, в которой есть и религия его народа, и история. У него всё это на плечах лежит, он задумался. Некоторым искусствоведам портрет не понравился.

– Внутренний мир непосредственно передаете на картине?

– Да, чтоб сегодняшнему «ленивому» зрителю было над чем подумать. Так более содержательно получается. В глазах не каждый сумеет прочитать. У живых спрашиваю разрешения и всегда предупреждаю, что делать буду, как хочу. Перед белым холстом я позволяю себе быть гениальным, там лучше меня нет. Если перед холстом ты начинаешь думать о том, что Моисеенко написал бы так, Рафаэль так, то у тебя получится или очень плохой Моисеенко, или очень плохой Рафаэль. На выставке среди художников я скидываю эту свою гениальность, могу прислушаться к критике, но меняться не стану. Часто бывает наоборот у художников: перед холстом – «сделать бы как Леонардо», а в своей среде – «вот какой я гениальный!». Многие художники от себя отталкивают этим.

– Это применимо к любому виду творчества. А что вас вдохновляет?

– Хорошая книга вдохновляет. Больше всего, конечно, природа. Не обязательно лес – просто вышел, глаза открыл: жизнь! Даже в хмурый день, в самую пасмурную погоду ты видишь мокрые деревья, стволы, ветки, цвета особенные – шикарно! Когда понимаешь и уверен в том, что ты видишь больше других, появляется желание об этой красоте людям рассказать.

– Расскажите немного о своем детстве.

– Я родился в селе Копей-Кубово, в Буздякском районе Башкирии. Люблю приезжать в родной дом, мы там пять братьев и двое сестёр родились на кровати в углу. Под потолком на небольшом расстоянии была прикреплена доска (киштә), и на неё цепляли люльку для ребёнка. Когда я дома ремонт делал, увидел, что там следы остались, семь следов, оказывается, люльку на новое место вешали с каждым из детей, видимо, так положено. Сохранил, конечно. Я там родился, и туда тянет. Уверен, что адаптирован именно под эту точку. Я босиком там встал, первый раз увидел этот потолок; они до сих пор там – эти доски.

– Какие у Вас планы на будущее?

– Творить, жить, удивляться, делиться своим удивлением: будь то природа или состояние души. Задача не стоит всех сделать хорошими. Просто радоваться вместе. Это и есть жизнь. Не всё красивое, будь то пейзаж или женщина, несёт в себе добро, некрасивое не всегда тождественно плохому. Надо суметь «намыть» хорошее, как золото намывают, и поделиться, чтобы хватило на всех.

Текст: Елена Синицына
«Любимые художники Башкирии», книга 1, серия «Земляки», стр. 184-189

#ЛюбимыеХудожникиБашкирии #Мастера #ВакильШайхетдинов
#Художники #Живопись #Графика