Филарет Хадиевич Шагабутдинов (Шага) родился в феврале 1947 году в деревне Ахмерово Аургазинского района БАССР. Советский и российский график и живописец. Член Союза художников СССР с 1977 года. Заслуженный художник РБ (2014 год). В 1966 году окончил художественно-педагогическое отделение Уфимского училища искусств. С 1971 по 1974 год жил и работал в Кемерово. Участник республиканских, всероссийских и международных выставок с 1972 года.

Произведения хранятся в БГХМ им. М.В. Нестерова в Уфе, в Нижневартовской картинной галерее, в Кыргызском национальном музее изобразительных искусств им. Г. Айтиева, в других галереях и частных коллекциях. Живет и работает в Уфе, преподает рисунок и живопись в Уфимском училище искусств.

Художник – вечный коллекционер: собирает всякую всячину. Ему все сгодится; собирает и движения ветра, и выражение глаз, и мускульную силу, и небесную нежность, и всякие мелкие образы, растерянные и невнятные. Зачем ему это надо, сам порой объяснить не умеет. Это за него делают другие, а он собирает, сортирует, перерабатывает, творит свою алхимию, создает свою волшебную вселенную.

Заглянем в «сундучок» Филарета? На нём нет замков, и образы сами оттуда выскакивают, перебегают, перелетают, перетекают – из картины в картину, из года в год. Постоянство этих образов – результат естественного отбора души. Они словно пытаются доказать, что мы все и всё в мире – сообщающиеся сосуды.

Вот Рыба. Почему рыба? Почему на небесных озерах? Люди всегда хотят точно знать, что бы это значило. Да, это древнейший из мировых символов: у египтян – плодородие, в раннем христианстве – образ Спасителя, у иудеев – небесное пиршество, в средневековых мистериях – символ перерождения, в новое время – созидательная часть нашего бессознательного… «Мои рыбы не плавают, а летают. В моем представлении вода и небо тождественны, – коротко отвечает Шага, видимо, страдая от необходимости объяснять. – Я не навязываю свое мнение, свои чувства. Я просто делюсь ими».

«Розовое облако», Филарет Шагабутдинов

Но если ты так крепко дружишь со своими символами, надо уметь как-то их трактовать. Почему забор? Лестница? Старый забор, шатаясь, переходит в лестницу и тоже устремляется в небо. А там подруга, Птица. Голубь ли, ибис или ворон – какой-то особой Филаретовой породы. Что она там высматривает, на Дереве? Что олицетворяет? И эти домики, щедрыми горстями, как семечки, разбросанные по небу же. Или Дом на одноименной картине? Из записок Шага: «Дом – не просто сооружение. Прежде всего Дом – это нескончаемая жизнь, которую мы получаем и передаем детям. Композиция картины построена так. Тонкая струйка забора в левом нижнем углу – нить, что связывает нас с предками, она уходит в вертикаль – развитие во времени (приобретение опыта). Вертикаль становится диагональю и резко уходит вверх – развитие в пространстве (использование знаний, опыта, карьера). Затем резко поворачивает вправо и вниз, превращаясь в горизонталь – развитие в плоскости, и выходит за пределы картины, оставив вертикаль познания – Женщину. Это символ жизни Дома, его полновластная хозяйка. Об этом говорят и монументальные размеры ее, и активный цвет, и ее спокойствие, статичность позы – она крепко стоит на земле. Женщина – копилка жизни для семьи и детей. Мужчина – охотник, воин, странник за опытом. Он постоянно в движении. Поэтому он вне дома… Облака, нескончаемой вереницей идущие по небу, лишают его стабильности. Он привнес какой-то опыт в Дом и вновь устремлен в путь».

В этой пространственно-временной системе координат автор и раскладывает свои символы, как замысловатую мозаику, джазовую импровизацию, то сближая, то удаляя акценты. Не случайно его картины называют гобеленами на холсте. Даже жена Людмила, тоже художница, с которой они вот уже сорок лет – «один организм», всерьез занялась гобеленовым творчеством.

«Восхождение» (из цикла «Тенета»), Филарет Шагабутдинов, 2004, холст, масло

Головокружительная многомерность его полотен на первый взгляд может показаться слишком громоздкой. План выступает из-за плана, «из-под пятницы суббота», небеса живут в доме. Подчеркнуто геометричные фигуры сцепляются и распадаются под немыслимыми углами зрения, сгребаются в одну фантастическую Гору (пирамиду, холм). Это один из любимых символов художника.

Из записок Шага: «Детство мое прошло в Сипайлово, в поселке «Новый городок», или, как в народе называли, на Полгоры. Теперь здесь раскинулся огромный микрорайон, а тогда это была живописная милая окраина, где можно было бегать по полю, купаться и загорать, было много огородов с разными вкусностями. А еще были лошади! У подножия скалы располагался цыганский табор. Мы, пацаны, приходили смотреть на эту неизвестную жизнь. И цыгане, бородатые, вовсе не страшные люди, разрешали нам покататься на лошадях… Табор пришел из ниоткуда и ушел в никуда. Я взрослел, и мне было уже мало нашего поля. Казалось, что, если я заберусь на Гору, то увижу дороги, по которым ушли наши добрые цыгане, другое небо, другие миры. Однажды я поднялся на неё и действительно увидел множество дорог. Я пошел по ним, и ходил очень долго, пока не понял, что все дороги в итоге ведут домой».

Домишки, образующие Гору, стали для Филарета осознанными символами гораздо позднее, во время жизни в другой части города. Выпускник Уфимского училища искусств, он отслужил в армии, затем несколько лет работал в городе Кемерово. В сибирской индустриальной среде оттачивалось конструктивное видение мира. Вернувшись в Уфу, он вплотную занялся графикой. Наблюдал жизнь старого города: редкозубые заборы, избушки, кряхтевшие под тяжестью ржавых крыш, щербатые мостовые и роскошный бурьян из-под ворот. Великолепные оттенки серого, прихотливая фактура дряхлеющего дерева, камня; крутые откосы, холмы и овраги, неожиданные ракурсы. У него была мастерская на улице Октябрьской Революции, у «Пожарки», и он бродил между Нижегородкой и старой Уфой, делая зарисовки для офортов и линогравюр. Этот сумбурный, иррациональный ритм веселого ландшафтного разнобоя придет и в живописные работы.

Глядя на графические работы Шага, с тоской понимаешь, что все это – безнадежно ушедшие кадры нашего прошлого. Они вернулись на его полотна уже в разноцветном, сказочном виде: осыпаются с небес, водят хороводы, опутывают живой цепочкой памяти, связывая прошлое и будущее.

С начала 90-х он сменил офортный станок на палитру и впустил на полотна цвет. Принципы письма остались графическими; плотная композиция, условность, угловатость авангарда. Но символы «созрели», стали объемнее. И требовали более значительного формата, чистых локальных цветов, «лоскутных», народных, и больше воздуха, неба.

Небо – индикатор душевного настроения художника. В небесах Ван-Гога и Левитана, Констебля и Эль Греко дышится по-разному. Многие мастера обходились и вовсе без неба. В картинах Филарета линия горизонта либо отсутствует, либо располагается так низко, что сомнений не остается – все действие развивается там, в небесном театре, в горних высотах. Многоцветные воздушные глыбы и струи – это не декорации, они живут бурной, непростой жизнью. Облако может хмуриться кобальтом и метать стронциевые молнии, но посредством оттенков может продлиться нежно-зеленой печалью или персиковой нежностью. Небу принадлежит все – как бесспорному символу запредельного, высокого, чистого. Оно вбирает все наше материальное. Белый цвет, очень любимый художником символ, акцентирует важные моменты и успокаивает цветовую вакханалию. Цветовая незавершенность некоторых фигур, просто белые силуэты как отверстия свободы для восприятия – один из его графических приемов.

«Искусство – это абсурд возможного, – загадочно говорит он. – Зритель не может понять мои мысли. Он, возможно, поверхностно может сравнить их со своими. Понять глубинность друг друга нам не дано. Поэтому мы одиноки».

«Человеку нужен воздух, рыбе – вода, а дереву – свет. Корнями оно уходит в землю, а ветвями к звездам, оно – путь, соединяющий нас с небом.»

Антуан де Сент-Экзюпери

Итак, картина «Древо», 2002 год. Одна из ролей дерева – давать жизнь, и это звучит мощными мажорными аккордами. Это большое, знаковое полотно. Кроме Древа жизни, у художника целый дендрарий самых редкостных экземпляров, несущих разную смысловую нагрузку. И, если принять его мысль, что небо и вода тождественны, то очень понятно и Аrbor inversa, дерево перевернутое, уходящее корнями в небо: еще один традиционный символ. Его деревья – скульптуры, в них мускульные порывы любовной схватки, причудливые переплетения судеб (не всё же поэтизировать ампутированные «руки» уфимских кленов, хотя и в них есть своя «несчастная» красота). И еще деревья – это вибрации снов.

«Сад сновидений. Плутание», «Свечение». В этом диптихе деревья – основа сюжета. «Плутание» – тревожный сон, болезненная динамика запутанных ветвей, в которых бьется человек. «Свечение» – это покой спящей природы, прекрасное таинство свечи во тьме. Мы словно просыпаемся от кошмара. Сам автор говорит: «Мне кажется, в жизни нужно чаще просыпаться, освобождаться от тех иллюзий, которые опутывают тебя своей якобы необходимостью. Разбудить спящее сознание и зажечь свечу надежды».

Иногда он рассаживает их как на старых крестьянских фотографиях, как-то топорно и напевно одновременно. Иногда – в виде Троицы, и тогда они напоминают первые тверские иконы. Зачем чураться парафразов? Это еще одна версия сообщающихся сосудов, осмысление мирового опыта. Одна из серий так и названа – «Парафразы». В ней мы встречаемся со вполне конкретными лицами, правда, гротесковыми, словно из папье-маше. Безумный Ленин, Маркс у Энгельса на коленях (заезжие немцы оценили эту шутку), усатый «вождь народов» и брейгелевские слепые, ковыляющие из Кремля. «Мистерия Russia». На ней почти нет неба, все завешено красными тряпицами. На другой картине в гипсовой фигуре с ракеткой можно узнать Ельцина. Может быть, до него доносились «революционные» голоса его любимых «латинос» – Маркеса, Ривейры, Борхеса? Но таких картин немного; для него, создающего свои микрокосмы, тема власти «тесновата».

«Мистерия RUSSIA» (из серии «Парафразы»), Филарет Шагабутдинов, 2011, холст, масло

Еще не дешифрованы некоторые символы самим художником. Он и не подозревает, что «лестница» или «забор» с древности обозначают «гребень» или «мужское начало». «Назначение гребня – приводить волосы в порядок, скреплять их. Волосы – женское начало, источник магической силы. Вертикаль с горизонтальными чертами – «взаимопроникновение этих двух начал» (М.Л. фон Франц. «Психология волшебной сказки»). Но анализ символов можно провести лишь «символически» – это нечто зыбкое, «картезианское», иногда обесценивающее чудеса откровений. Как сказал Набоков в «Даре»: «Все это только символы, символы, которые становятся обузой для мысли в то мгновенье, когда она приглядится к ним». Не оттого ли Филарету Хадиевичу не хочется рассказывать, о чем картина. Он предпочитает созерцать, копить в свой сундучок и снова вынимать заветные вещицы, играть. Придумывать и нарушать правила, а всё остальное – скучно.

Текст: Эльвира Каримова
«Любимые художники Башкирии», книга 2, серия «Земляки», стр. 185-190

#ЛюбимыеХудожникиБашкирии #Мастера #ФиларетШагабутдинов #Художники #Живопись #Графика