Набор персонажей, предметов – тайных и явных символов, раскидан как бы неловким жестом автора, словно говорящего языком своих соплеменников о великих вещах, тревожащих род людской.
Его совершенно особый внутренний универсум, сияющий и зияющий, трудно понять умственным взором, но зато кротко замираешь душой, так неуловимо абсолютное соподчинение частей – предметов и пространства, что всё принимается за случайное. В этом дерзкая стратегия художника, его грустная и мудрая усмешка.
Художественный мир Михаила Назарова глубок и сложен настолько, насколько поражает вначале своей детской простотой и дерзостью, той детской логикой и искренностью, что сродни искусству времен, когда сама человеческая история была ребенком. Вооруженный знаниями академических высот, он вознесся на иной, более сложный уровень – в область кристального, младенчески чистого жесточайшего авангарда. Его стиль варился в нескольких эпохах, пережил их изломы изнутри и является, по метафоричному выражению В. Пацюкова, «кардиограммой нашей истории и культуры».